Елена Руденко - Неспящая Душа[СИ]

   Полученный ответ был вполне исчерпывающим.

   — Где вы были утром, когда убили полковника Суханова? - спросил я.

   — В своём нумере, — ответил Петров с притворным спокойствием.

   Я выдержал паузу.

   — Вы намекаете на то, что у меня нет алиби? - спросил он с наигранной усмешкой. - Зачем мне убивать старика полковника? Женитьба на его милой дочери? Как вы смогли убедиться, я не жажду её руки...

   — Возможно, ему стали известны некоторые нелицеприятные факты из вашей жизни, — предположил я, — карточные игры нередко таят за собой преступления...

   Мне вспомнился один из разговоров с полковником, в котором он тепло вспоминал покойного родственника Енского. Он обмолвился, что смерть племянника до сих пор не даёт ему покоя.

   — А вы были знакомы с покойным господином Енским? - спросил я.

   Картёжник вздрогнул.

   — Да, я был знаком с ним, — ответил он, — но какое отношение к смерти полковника Суханова имеет это знакомство?

   Шулер попытался изобразить искреннее удивление, что вышло у него весьма неудачно.

   — Какие у вас были отношения с Енским? — продолжал я, — прохладные, враждебные, дружеские?

   — Скорее прохладные, — ответил Пестров, — мы редко встречались в общих компаниях. Круг наших интересов весьма отличался... и Енской не любил карты...

   Последнюю фразу картёжник произнёс со скрытым презрением.

   — Вам известна причина его отвращения к игре? - спросил я.

   Мне хотелось, чтобы Пестров сам рассказал мне.

   — Только предположения... в свете болтали, что однажды Енской разорился на карточной игре, и ему стоило немалых трудов поправить дела. С тех пор Енской не прикасался к картам. Возможно, это всего лишь болтовня...

   — Енской проявлял к вам враждебность? - спросил я.

   Пестров замешкал с ответом. Однако, сообразив, что узнать истину не составит труда, он решился:

   — Да, буду честен, Енской грозился выжить меня из Петербурга, — ответил картёжник, — если на балах или в гостиных он видел меня, то немедля демонстративно удалялся... Могу предположить причину, я напоминал ему шулера, разорившего его много лет назад. Он ненавидел меня... и не только меня, он ненавидел всех картёжников. Двух упрятал в тюрьму, а одного — коим оказался разоблачённый родовитый аристократ — довёл до самоубийства...

   Я поблагодарил Пестрова за честный ответ и удалился. Следствие становилось ещё более запутанным. Неужели забытое убийство снова виной всему?

   Госпожа Енская встретила меня весьма приветливо. К моей радости, она разделяла мой мнение относительно убийства полковника. В гостиную нехотя вошла барышня Каверина, её строптивая младшая сестра.

   — Смерть старика наделала столько шуму! - несколько раздражённо произнеслаАннет. - Неужели, его действительно, убили?

   Она смотрела мне в глаза с дерзким любопытством.

   — У меня есть все основания так предположить, — ответил я уверенно.

   — Полковника убила его дочь! - решила Каверина. - Суханов был богат...

   — Дорогая, не делай поспешных выводов, — одёрнула её сестра.

   Барышня обиженно скривила губы и пожала плечами.

   — Где вы были утром, когда убили полковника? - спросил я.

   — Мы решили отправиться на прогулку, — ответила Енская, — собралась очень милая компания, десять человек...

   — Мы проезжали мимо скалы, с которой свалился полковник, — добавила Каверина, — да... я вспомнила... неподалёку была привязана лошадь... я тогда и не предположила, что это лошадь полковника...

   Поблагодарив наблюдательную барышню, я обратился к её сестре.

   — Вы бы не могли рассказать мне о смерти вашего мужа? - спросил я.

   — Он неожиданно заболел, — печально произнесла Енская, — у него начались сильные головокружения и потери сознания... доктора не знали, как ему помочь... Он страдал два месяца, и однажды ночью умер...

   Вдова печально опустила взор. Я перевёл взгляд на Аннет, которая задумчиво смотрела на сестру, в этом взгляде читалось искреннее сочувствие.

   — Я любила своего супруга, — произнесла Енская.

   — Ваш муж не любил карты? Это правда? - поинтересовался я.

   — Да, всё верно... с картами у него были связаны неприятные воспоминания, — ответила Енская, — на мой взгляд, нелюбовь к картам похвальна...

   Сестра молча смотрела на Енскую, по взгляду барышни я понял, что она не разделяет мнения старшей сестры.

   — Вы не согласны с этими словами? - спросил я её.

   — Мне бы не хотелось ранить мою сестру, — произнесла Аннет Каверина, — но нелюбовь Енского к картам стала подобна безумию. Он открыто преследовал всех картёжников Петербурга, двое из которых, благодаря его стараниям, отправились в тюрьму... А один бедняга покончил жизнь самоубийством... Енской боялся, что я могу стать женой картёжника - какая глупость!

   — Прости, но ты неправа! - перебила её сестра.

   — Сыщик должен знать и моё мнение! - гордо произнесла Каверина. - Я полагаю, что смерть твоего мужа связана с гибелью бедняги полковника. Енской многим не нравился, а полковник был его родственником и другом! Возможно, Енской поделился с ним о своих подозрениях.

   Вдова Енская промолчала.

   — Простите, но вы только что говорили о своих подозрениях относительно дочери полковника, — напомнил я Кавериной.

   — Насколько мне известно, сыщикам необходимо несколько версий, — с дерзкой улыбкой ответила девушка, — вы должны быть благодарны мне за две идеи... А что из них истинна — вам решать!

   — Мне остаётся только поблагодарить вас, — ответил я почтительно склонив голову.

   Барышня торжествующе взглянула на сестру.

   — Мой муж был хорошим человеком, — повторила Енская.

   Не в силах более сдержать слёз, она, извинившись, вышла из гостиной.

   — Мне не хотелось говорить этого при сестре, — быстро произнесла Каверина полушёпотом, — но Енской был очень суровым и жестоким человеком. Возможно, таким его сделали жизненные невзгоды, но он дурно обращался с моей сестрой.

   — Дурно обращался? - я попросил уточнить, подобные выводы можно истолковать по-разному.

   — Во-первых, Енской был прижимист, но не скупец...

   — Он ограничивал супругу в средствах?

   — Нет... не особо, но требовал постоянных отчётов... Ещё Енской желал от супруги беспрекословного послушания - для меня это было бы очень унизительным. Он пытался заставить и меня подчиниться его воле, но у меня не столь кроткий нрав, — она гордо улыбнулась.

   О нраве красавицы Кавериной судачило всё водяное общество, некоторые дамы даже боялись даже заговорить с Аннет, чтобы не получить в ответ меткую колкость.

   — Он контролировал каждый шаг супруги? - спросил я.

   — Верно, именно так! - ответила Каверина.

   — Ваша сестра оставалась довольна подобной жизнью? - я знал, что многие дамы любят, когда их чрезмерно опекают.

   — Поначалу подобный контроль очень нравился моей сестре. Вы же видели, какого она нрава! Она очень робкая и нерешительная, она не может даже распоряжаться со слугами. Ей был нужен именно такой супруг.

   — Потом опёка ей наскучила?

   — Нет, не в этом дело... Енской начал вести себя слишком грубо, он требовал от неё полного послушания. Без него супруга не смела даже заказать себе платье: цвет, ткань фасон платья - всё согласовывалась с ним. А также обувь, украшения и причёска — должны быть полностью одобрены супругом. Однажды она осмелилась приколоть к платью белую розу! Какой разразился скандал!

   Каверина вздохнула.

   — Мне было очень жаль свою бедную сестру, — произнесла Аннет печально, — даже для её кроткого нрава подобный контроль показался тиранией. В обществе она усиленно старалась казаться довольной своей супружеской жизнью, но я слышала, как она украдкой плакала, запершись в своей комнате...

   Я поблагодарил Аннет Каверину за откровенность.

   — Простите, — обратился я, уходя, — я слышал о самоубийстве одного знатного господина, который оказался карточным шулером... Не его ли разоблачил Енской?

   Каверина помрачнела.

   — Да, всё верно, речь шла именно о нём...

   Журавлёв, один из наиболее неприятных мне светских хлыщей, старался держаться с холодной учтивостью. Его семья добилась привилегий благодаря деньгам, полученным за счёт ростовщичества, чего новоиспечённый светский господин не любил вспоминать. Он встретил меня в халате за утренним кофе, хотя время уже было далеко за полдень. Несмотря на домашний наряд, его лицо было напудрено и нарумянено, а завитые волосы тщательно напомажены.

   — Я веду следствие смерти полковника Суханова, — произнёс я, — позвольте узнать, где вы были в утро его смерти?

   — Я поспал почти до обеда, — ответил он, — не пристало подниматься слишком рано!